Человек в белом плаще с кровавым подбоем. В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утро…. Комментарий к самой известной фразе романа М.А. Булгакова "Мастер и Маргарита"

В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца ирода великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат. Более всего на свете прокуратор ненавидел запах розового масла, и все теперь предвещало нехороший день, так как запах этот начал преследовать прокуратора с рассвета. Прокуратору казалось, что розовый запах источают кипарисы и пальмы в саду, что к запаху кожи и конвоя примешивается проклятая розовая струя. От флигелей в тылу дворца, где расположилась пришедшая с прокуратором в Ершалаим первая когорта двенадцатого молниеносного легиона, заносило дымком в колоннаду через верхнюю площадку сада, и к горьковатому дыму, свидетельствовавшему о том, что кашевары в кентуриях начали готовить обед, примешивался все тот же жирный розовый дух. О боги, боги, за что вы наказываете меня?
"Да, нет сомнений! Это она, опять она, непобедимая, ужасная болезнь гемикрания, при которой болит полголовы. От нее нет средств, нет никакого спасения. Попробую не двигать головой".
На мозаичном полу у фонтана уже было приготовлено кресло, и прокуратор, не глядя ни на кого, сел в него и протянул руку в сторону.
Секретарь почтительно вложил в эту руку кусок пергамента. Не удержавшись от болезненной гримасы, прокуратор искоса, бегло проглядел
написанное, вернул пергамент секретарю и с трудом проговорил:
-- Подследственный из Галилеи? К тетрарху дело посылали?
-- Да, прокуратор, -- ответил секретарь.
-- Что же он?
-- Он отказался дать заключение по делу и смертный приговор Синедриона
направил на ваше утверждение, -- объяснил секретарь.
Прокуратор дернул щекой и сказал тихо:
-- Приведите обвиняемого.
И сейчас же с площадки сада под колонны на балкон двое легионеров ввели и поставили перед креслом прокуратора человека лет двадцати семи. Этот человек был одет в старенький и разорванный голубой хитон. Голова его была прикрыта белой повязкой с ремешком вокруг лба, а руки связаны за спиной. Под левым глазом у человека был большой синяк, в углу рта -- ссадина с запекшейся кровью. Приведенный с тревожным любопытством глядел на прокуратора.
Тот помолчал, потом тихо спросил по-арамейски:
-- Так это ты подговаривал народ разрушить Ершалаимский храм?
Прокуратор при этом сидел как каменный, и только губы его шевелились чуть-чуть при произнесении слов. Прокуратор был как каменный, потому что боялся качнуть пылающей адской болью головой.
Человек со связанными руками несколько подался вперед и начал говорить:
-- Добрый человек! Поверь мне...
Но прокуратор, по-прежнему не шевелясь и ничуть не повышая голоса, тут же перебил его:
-- Это меня ты называешь добрым человеком? Ты ошибаешься. В Ершалаиме все шепчут про меня, что я свирепое чудовище, и это совершенно верно, -- и так же монотонно прибавил: -- Кентуриона Крысобоя ко мне.
Всем показалось, что на балконе потемнело, когда кентурион, командующий особой кентурией, Марк, прозванный Крысобоем, предстал перед прокуратором. Крысобой был на голову выше самого высокого из солдат легиона и настолько широк в плечах, что совершенно заслонил еще невысокое солнце.
Прокуратор обратился к кентуриону по-латыни:
-- Преступник называет меня "добрый человек". Выведите его отсюда на
минуту, объясните ему, как надо разговаривать со мной. Но не калечить.
И все, кроме неподвижного прокуратора, проводили взглядом Марка Крысобоя, который махнул рукою арестованному, показывая, что тот должен следовать за ним. Крысобоя вообще все провожали взглядами, где бы он ни появлялся, из-за его роста, а те, кто видел его впервые, из-за того еще, что лицо кентуриона было изуродовано: нос его некогда был разбит ударом германской палицы. Простучали тяжелые сапоги Марка по мозаике, связанный пошел за ним бесшумно, полное молчание настало в колоннаде, и слышно было, как ворковали голуби на площадке сада у балкона, да еще вода пела замысловатую приятную песню в фонтане. Прокуратору захотелось подняться, подставить висок под струю и так замереть. Но он знал, что и это ему не поможет.Выведя арестованного из-под колонн в сад. Крысобой вынул из рук у
легионера, стоявшего у подножия бронзовой статуи, бич и, несильно размахнувшись, ударил арестованного по плечам. Движение кентуриона было небрежно и легко, но связанный мгновенно рухнул наземь, как будто ему подрубили ноги, захлебнулся воздухом, краска сбежала с его лица и глаза обессмыслились. Марк одною левою рукой, легко, как пустой мешок, вздернул на воздух упавшего, поставил его на ноги и заговорил гнусаво, плохо выговаривая арамейские слова:
-- Римского прокуратора называть -- игемон. Других слов не говорить. Смирно стоять. Ты понял меня или ударить тебя?
Арестованный пошатнулся, но совладал с собою, краска вернулась, он перевел дыхание и ответил хрипло:
-- Я понял тебя. Не бей меня.
Через минуту он вновь стоял перед прокуратором.
Прозвучал тусклый больной голос:
-- Имя?
-- Мое? -- торопливо отозвался арестованный, всем существом выражая
готовность отвечать толково, не вызывать более гнева.
Прокуратор сказал негромко:
-- Мое -- мне известно. Не притворяйся более глупым, чем ты есть. Твое.
-- Иешуа, -- поспешно ответил арестант.
-- Прозвище есть?
-- Га-Ноцри.
-- Откуда ты родом?
-- Из города Гамалы, -- ответил арестант, головой показывая, что там,
где-то далеко, направо от него, на севере, есть город Гамала.
-- Кто ты по крови?
-- Я точно не знаю, -- живо ответил арестованный, -- я не помню моих
родителей. Мне говорили, что мой отец был сириец...
-- Где ты живешь постоянно?
-- У меня нет постоянного жилища, -- застенчиво ответил арестант, -- я
путешествую из города в город.
-- Это можно выразить короче, одним словом -- бродяга, -- сказал
прокуратор и спросил: -- Родные есть?
-- Нет никого. Я один в мире.
-- Знаешь ли грамоту?
-- Да.
-- Знаешь ли какой-либо язык, кроме арамейского?
-- Знаю. Греческий.
Вспухшее веко приподнялось, подернутый дымкой страдания глаз уставился
на арестованного. Другой глаз остался закрытым.
Пилат заговорил по-гречески:
-- Так ты собирался разрушить здание храма и призывал к этому народ?
Тут арестант опять оживился, глаза его перестали выражать испуг, и он заговорил по-гречески:
-- Я, доб... -- тут ужас мелькнул в глазах арестанта оттого, что он едва не оговорился, -- я, игемон, никогда в жизни не собирался разрушать
здание храма и никого не подговаривал на это бессмысленное действие.
Удивление выразилось на лице секретаря, сгорбившегося над низеньким столом и записывающего показания. Он поднял голову, но тотчас же опять склонил ее к пергаменту.
-- Множество разных людей стекается в этот город к празднику. Бывают среди них маги, астрологи, предсказатели и убийцы, -- говорил монотонно прокуратор, -- а попадаются и лгуны. Ты, например, лгун. Записано ясно: подговаривал разрушить храм. Так свидетельствуют люди.
-- Эти добрые люди, -- заговорил арестант и, торопливо прибавив: -- игемон, -- продолжал: -- ничему не учились и все перепутали, что я говорил. Я вообще начинаю опасаться, что путаница эта будет продолжаться очень долгое время. И все из-за того, что он неверно записывает за мной.
Наступило молчание. Теперь уже оба больных глаза тяжело глядели на арестанта.
-- Повторяю тебе, но в последний раз: перестань притворяться сумасшедшим, разбойник, -- произнес Пилат мягко и монотонно, -- за тобою
записано немного, но записанного достаточно, чтобы тебя повесить.
-- Нет, нет, игемон, -- весь напрягаясь в желании убедить, заговорил арестованный, -- ходит, ходит один с козлиным пергаментом и непрерывно пишет. Но я однажды заглянул в этот пергамент и ужаснулся. Решительно ничего из того, что там написано, я не говорил. Я его умолял: сожги ты бога ради свой пергамент! Но он вырвал его у меня из рук и убежал.
-- Кто такой? -- брезгливо спросил Пилат и тронул висок рукой.
-- Левий Матвей, -- охотно объяснил арестант, -- он был сборщиком податей, и я с ним встретился впервые на дороге в Виффагии, там, где углом выходит фиговый сад, и разговорился с ним. Первоначально он отнесся ко мне неприязненно и даже оскорблял меня, то есть думал, что оскорбляет, называя меня собакой, -- тут арестант усмехнулся, -- я лично не вижу ничего дурного в этом звере, чтобы обижаться на это слово...
Секретарь перестал записывать и исподтишка бросил удивленный взгляд, но не на арестованного, а на прокуратора.
-- ...однако, послушав меня, он стал смягчаться, -- продолжал Иешуа, -- наконец бросил деньги на дорогу и сказал, что пойдет со мной
путешествовать...
Пилат усмехнулся одною щекой, оскалив желтые зубы, и промолвил, повернувшись всем туловищем к секретарю:
-- О, город Ершалаим! Чего только не услышишь в нем. Сборщик податей, вы слышите, бросил деньги на дорогу!

и пройдет, осленка понукая,
лепестки, колючки в волосах, -
легкая, лучистая такая, -
а была, голубка, на сносях.

И куда ж они бежали ныне?
Грезя так, я, сгорбленная, шла.
Вот мой дом на каменной вершине,
глянула и в блеске замерла...

Предо мной, - обделанный на диво,
новенький и белый, как яйцо,
домик мой, с оливою радивой,
серебром купающей крыльцо!

Я вхожу... Уж в облаке лучистом
разметалось солнце за бугром.
Умиляюсь, плачу я над чистым,
синим и малиновом ковром.

Умер день. Я видела осленка,
петушка и гвоздики во сне.
День воскрес. Дивясь, толкуя звонко,
две соседки юркнули ко мне.

Милые! Сама помолодею
за сухой, за новою стеной!
Говорят: ушел он в Иудею,
старый плотник с юною женой.

Говорят: пришедшие оттуда
пастухи рассказывают всем,
что в ночи сияющее чудо
пролилось на дальний Вифлеем...

Когда я по лестнице алмазной
поднимусь из жизни на райский порог,
за плечом, к дубинке легко привязан,
будет заплатанный узелок.

Узнаю: ключи, кожаный пояс,
медную плешь Петра у ворот.
Он заметит: я что-то принес с собою -
и остановит, не отопрет.

«Апостол, скажу я, пропусти мя!..
Перед ним развяжу я узел свой:
два-три заката, женское имя
и темная горсточка земли родной...

Он поводит строго бровью седою,
но на ладони каждый изгиб
пахнет еще гефсиманской росою
и чешуей иорданских рыб.

И потому-то без трепета, без грусти
приду я, зная, что, звякнув ключом,
он улыбнется и меня пропустит,
в рай пропустит с моим узелком.

Мастер и Маргарита.
Фрагмент

Глава 2. Понтий Пилат

В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат.

Более всего на свете прокуратор ненавидел запах розового масла, и все теперь предвещало нехороший день, так как запах этот начал преследовать прокуратора с рассвета. Прокуратору казалось, что розовый запах источают кипарисы и пальмы в саду, что к запаху кожаного снаряжения и пота от конвоя примешивается проклятая розовая струя. От флигелей в тылу дворца, где расположилась пришедшая с прокуратором в Ершалаим первая когорта Двенадцатого Молниеносного легиона, заносило дымком в колоннаду через верхнюю площадку сада, и к горьковатому дыму, свидетельствовавшему о том, что кашевары в кентуриях начали готовить обед, примешивался все тот же жирный розовый дух.

«О боги, боги, за что вы наказываете меня?.. Да, нет сомнений, это она, опять она, непобедимая, ужасная болезнь... гемикрания, при которой болит полголовы... от нее нет средств, нет никакого спасения... попробую не двигать головой...»

В ташкентском Караван-сарае культуры имени Икуо Хироямы с 15 ноября до 3 декабря проходила выставка живописных и графических работ по роману Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». Пятнадцать ташкентских художников предложили ценителям изобразительного искусства и литературы свое видение этого гениального произведения. Всего в экспозиции выставки было представлено около шестидесяти их работ. А через год по итогам вернисажа его инициаторами планируется переиздание в Узбекистане романа сразу на трех языках – русском, английском и узбекском. Но удастся ли им это сделать после всех мистических событий, происходивших (в том числе и в Ташкенте) с главным романом Булгакова?

«Сатанинский» путь великого романа

Впервые часть иллюстраций нынешней экспозиции была выставлена в Ташкенте ровно год назад, когда в театре «Ильхом» прошла выставка графики местного художника Алишера Ибрагимова. Он представил тридцать три пронумерованные работы, пересказывающие сюжет тридцати двух законченных и одной незаконченной главы романа Булгакова.

В этом году автор и продюсер всего проекта – известный в узбекской столице меценат, руководитель медицинского центра «АНИК» Алексей Назаров – предложил двум-трем десяткам известных и начинающих художников создать свои иллюстрации к роману. Не все откликнулись. Вернее, желание откликнуться возникло у всех приглашенных, но осуществить свои замыслы сумели лишь пятнадцать из них. Остальным чего-то не хватило: то ли мастерства, то ли смелости. Остановимся подробнее на последнем качестве.

Дело в том, что с момента создания романа с «сатанинским привкусом» многих, кто с ним так или иначе соприкасался, постигали неудачи, а кто-то даже скоропостижно уходил из жизни. Но обо всем по порядку.

Роман «Мастер и Маргарита» Михаил Булгаков закончил писать в 1940 году. Вернее, так и не успел закончить – на обложке папки с рукописями своей рукой вывел последний девиз: «Дописать прежде, чем умереть». Увы, дописал только 32 главы – 33-я, а возможно, и еще несколько глав остались незаконченными: 10 марта 1940 года великий мастер скончался. В 1941 году вдова писателя Елена Сергеевна отправилась в эвакуацию из Москвы в Ташкент. Вот тогда-то роман впервые и оказался в Узбекистане – рукопись романа Булгакова, естественно, взяла с собой.

В Ташкенте Елена Сергеевна проживала в доме №54 по улице Жуковского, где уже квартировали известные московские литераторы Анна Ахматова, Николай Погодин, Иосиф Уткин и семья Луговских. К слову, впервые роман «Мастер и Маргарита» был опубликован в журнале «Москва» в 1966 году. И в том же самом году дом №54 был разрушен ташкентским землетрясением. Это, конечно, похоже на простое совпадение, но, как известно, ничего в жизни не происходит просто так.

Как известно, с большими проблемами столкнулся взявшийся за Булгакова российский режиссер Юрий Кара. Его фильм «Мастер и Маргарита», снятый в 1994 году, 16 лет не выходил в прокат из-за разногласий, возникших между режиссером, фирмой «ТАМП», обладающей правами на картину, и наследниками Михаила Булгакова. В итоге премьера фильма на широком экране состоялась лишь в марте 2011 года – и к тому же в сильно урезанном виде. Первоначально картина длилась 3 часа 20 минут, но зрители увидели ее версию продолжительностью 2 часа 3 минуты.

Воланд приходит на Восток

После первой публикации «Мастера и Маргариты» роман в спешном порядке начали переводить на языки республик Советского Союза. Не обошло стороной это поветрие и Узбекистан. Неизвестно, как обстояло дело с переводом у соседей, но в Ташкенте в конце семидесятых годов прошлого века начались настоящие приключения с явным оттенком мистики. Вот что вспоминает о них известный узбекистанский писатель Николай Красильников. (Стилистика оригинала сохранена. – Прим. «Ферганы»).

«В те годы я работал редактором в издательстве художественной литературы и искусства им. Гафура Гуляма. Директор издательства, видный писатель, певец соцреализма Хамид Гулям поручил перевести роман Булгакова «Мастер и Маргарита» на узбекский язык известному переводчику Мирзиёду Мирзаидову. Мирзиёд работал редактором в «Редакции литературы народов СССР». Переводчиком он считался отменным, русским владел прекрасно. В творческом активе у него уже были переведенные им романы Катаева, Ильфа и Петрова, Олеши… Поэтому за порученное дело Мирзаидов принялся с удовольствием.

Сначала работа пошла ровно, без сучка и задоринки. Но чем глубже он уходил в произведение, в образы героев, тем становился задумчивее, раздражительнее… Куда только девалась былая веселость Мирзаидова?! Иногда, встречаясь в коридоре, он спрашивал меня значение той или иной фразы, слова… Работа над переводом явно застопоривалась. На вопрос коллег: «Как идут дела?» – Мирзаидов неопределенно махал рукой. Некоторые из близких друзей просили дать почитать уже переведенные главы, но он вполне резонно и по-восточному оправданно отвечал: «Половину работы не показывают».

А вскоре Мирзиёд заболел. У него стала барахлить печень. Он все чаще находился на больничном, болел… А однажды в издательство пришли родственники и сказали, что Мирзиёда не стало. И - странное дело - вместе с его уходом пропали переведенные главы романа. Их не нашли ни в рабочем столе Мирзаидова, ни дома. Но никто из сотрудников и родных не обратил на эту деталь серьезного внимания… Стало быть, мало ли что могло произойти. (Тем более что подобные примеры в истории литературы были – взять хотя бы Гоголя).

Пришлось Хамиду Гуляму перепоручить важный заказ другому редактору и переводчику - Низамеддину Камилову. Он тоже принялся за «выигрышную работу» с большим душевным подъемом. Взял для этого даже творческий отпуск. Перевел половину романа и… какой-то поникший, с впалыми глазами, вернулся на работу. Перевод почему-то дальше не задался. Низамеддин явно чем-то был встревожен, даже удручен. Ему не давала покоя глава «Бал у сатаны»…

И – что же? Как-то сотрудники редакции, вернувшись после обеденного перерыва, не застали Камилова на привычном месте. Он обычно обедал на работе за своим столом. Зато за открытым окном четвертого этажа в издательском дворике слышались громкие и тревожные голоса, раздавалась сирена скорой помощи… Мы выглянули вниз и увидели возле клумбы с цветами на асфальте фигуру Низамеддина с раскинутыми руками. Его окружали типографские работники и врачи в белом. До нас не сразу дошло, что, пока мы находились в столовой, Камилов выбросился в окно.

Что послужило тому роковой причиной, никто не знал. Ни на работе, ни дома… Переведенные главы, как и в первом случае, нигде не нашли. Словно роковые странички в воздухе испарились! Теперь сотрудники с какой-то скрытой опаской стали обходить кабинет №26 с табличкой «Редакция литературы народов СССР», называя ее по-булгаковски «нехорошей комнатой».

Хамид Гулям уже было решил приостановить затею с переводом «злополучного» романа, но тут один из редакторов-переводчиков Исмаил Ахмад добровольно вызвался довести начатые попытки перевода до логического завершения. Это поистине мужественное заявление заметно приободрило директора-писателя, и он дал очередное добро на перевод…

Увы, дорогой читатель, не буду томить тебя долгой фабулой. Ты, наверное, и сам уже догадался, что произошло дальше… Да, да, Ахмад почти перевел роман, осталось всего ничего, каких-то две-три завершающих главы, и переводчик, предвкушая успех, уже потирал ладони: «А, каково?! Все равно я перехитрил шайтана». Рано радовался, бедняга…

Через несколько дней на одной из трамвайных остановок на Бешагаче Исмаила сразил обширный инфаркт. Хорошо, что рядом оказались добрые люди, успели подхватить его под руки, а то угодил бы прямо под трамвай, как Берлиоз… Скорая прилетела незамедлительно, но все равно уже было поздно. А что же роман? Перевод Ахмада, как вы уже догадываетесь, так нигде и не нашли. Поистине чертовщина – только на восточной почве...»

В итоге в 1987 году перевод романа все-таки состоялся. Его автором стал заслуженный деятель культуры Узбекистана, ветеран Великой Отечественной войны, переводчик и киносценарист Кодир Мирмухамедов, успевший к тому времени перевести на узбекский «Мартина Идена» Джека Лондона, «Жизнь Клима Самгина» Горького, «Декамерон» Боккаччо. Неизвестно, как в дальнейшем сложилась судьба Мирмухамедова, но в 1988 году он успешно перевел еще и «Илиаду» Гомера.

Булгаков придет по-английски

Как рассказал на открытии прошедшей в Ташкенте выставки ее инициатор Алексей Назаров, на весну 2019 года в театре «Ильхом» запланирована еще одна выставка, но уже по отдельным персонажам романа Булгакова. Она станет продолжением грандиозного проекта – в Ташкенте к концу следующего года будет переиздан роман «Мастер и Маргарита», причем на трех языках: русском, узбекском и английском.

Если с узбекским все понятно (перевод Кодира Мирмухамедова), то вопрос с переводом на английский пока все еще открыт. Поскольку их, как выясняется, три: Майкла Гленни (Michael Glenny) 1967 года, Дианы Бургин и Кэтрин Тьернан О"Коннор (Diana Burgin and Katherine Tiernan O"Connor) 1995 года и Ричарда Певьера в соавторстве с Ларисой Волохонской (Richard Pevear and Larissa Volokhonsky) 1999 года.

Сложность не только в выборе переводчиков, но и в том, что им самим или их наследникам нужно будет заплатить. То же самое, кстати, касается и переводчика на узбекский язык или его наследников. Деньги, по всей видимости, нужны немалые, но Назаров эти расходы берет на себя. Другое дело – определить тираж будущих книг: сто, тысяча, три тысячи, десять тысяч экземпляров… Насколько сейчас высок интерес к главному роману Булгакова в Узбекистане? Этот вопрос пока тоже остается открытым.

Прочитала роман “Мастер и Маргарита” в третий раз.
Первое прочтение в далёкие студенческие годы – абсолютно эмоциональное, взахлёб, в удивительном состоянии эйфории, когда всё безумно интересно и невозможно оторваться от текста.
Второй раз читала уже медленно, неторопливо, вчитываясь в каждое слово и наслаждаясь музыкой текста. Как не вспомнить?
“В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат”
Или ещё:
“Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город. Исчезли висячие мосты, соединяющие храм со страшной Антониевой башней, опустилась с неба бездна и залила крылатых богов над гипподромом, Хасмонейский дворец с бойницами, базары, караван-сараи, переулки, пруды…Пропал Ершалаим – великий город, как будто не существовал на свете. Всё пожрала тьма, напугавшая всё живое в Ершалаиме и его окрестностях. Странную тучу принесло со стороны моря к концу дня, четырнадцатого дня веcеннего месяца нисана.”
Кто же теперь не знает этих великих строк?..
Третий раз читала роман и постоянно ловила себя на вопросах, с желанием знать о великом произведении всё, поэтому параллельно заглядывала в послесловия, примечания, критические статьи.
Интересно, что в ранних редакциях Булгаков точно датировал время действия романа, однако потом устранил все прямые указания на датировку событий. Из текста мы знаем, что Воланд и его свита появились на Патриарших прудах МАЙСКИМ вечером в среду, а покинула Моcкву вместе с Мастером и Маргаритой в ночь с субботы на воскресенье. То есть действие романа разворачивается на протяжении ЧЕТЫРЁХ дней.
События в Ершалаиме также укладываются в четыре дня. Но истинный финал этих событий мы находим в заключительной главе романа, когда мастер дарует прощение Пилату и тот идёт, наконец, по лунной дорожке навстречу Иешуа – так сливаются два пространственно-временных плана романа. Древний – ершалаимский и современный – московский, причём их слияние происходит в вечном и неизменном потустороннем мире, составляющем третий, пространственно-временной план “Мастера и Маргариты”
При исследовании получается что в ХХ веке православной пасхе соответствовал только один год 1929, когда пасхальная неделя начиналась 5 мая, те. основные события московских сцен происходят 1,2,3 и 4 мая 1929 года, а последний полёт – в пасхальную ночь 5 мая
Вчитываясь в текст романа, можно отыскать приметы этого во многом переломного года.
Знаменательны и метеорологические соответствия, подтверждающие такую хронологию романа
По сообщениям прессы того времени 1 мая 1929 года в Москве наблюдался температурный рекорд – в один день температура поднялась от нуля до 13 градусов тепла, а в последующие дни наступило похолодание с дождями и грозами. Вот и у Булгакова вечер 1 мая необычайно теплый, а накануне последнего полёта над Москвой проносится сильнейшая гроза.
Ну и конечно особой заботой автора была точность времени и места в Москве 29 года, городе, исхоженном вдоль и поперёк, ставшим ему родным домом. После города детства – Киева, воспетого им в “Белой гвардии” Булгаков принес поэтическую дань Москве. Он так точен в городской топографии, что кажется легко можно и сейчас отыскать ту самую скамейку в сквере, у выхода на Бронную, на которой двое литераторов познакомились с таинственным консультантом. Булгаков вместе с читателем своей книги незаметно обходит немало улиц, площадей и закоулков Москвы – Александровский сад, Тверскую, Арбат, Садовую, набережную Москва-реки и Партиаршие пруды…
И последнее – в роман 510 персонажей… вот как тесно он населен!
Читайте примечания к роману – в них много интересного.
Для наглядности посмотрите по ссылке

Объясните символику запаха розового масла?

В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат.

Более всего на свете прокуратор ненавидел запах розового масла, и всѐ теперь предвещало нехороший день, так как запах этот начал преследовать прокуратора с рассвета. Прокуратору казалось, что розовый запах источают кипарисы и пальмы в саду, что к запаху кожи и конвоя примешивается проклятая розовая струя. От флигелей в тылу дворца, где расположилась пришедшая с прокуратором в Ершалаим первая когорта Двенадцатого Молниеносного легиона, заносило дымком в колоннаду через верхнюю площадку сада, и к горьковатому дыму, свидетельствовавшему о том, что кашевары в кентуриях начали готовить обед, примешивался всѐ тот же жирный розовый дух. О боги, боги, за что вы наказываете меня?

«Да, нет сомнений! Это она, опять она, непобедимая, ужасная болезнь гемикрания, при которой болит полголовы. От неѐ нет средств, нет никакого спасения. Попробую не двигать головой».

Нa мозаичном полу у фонтана уже было приготовлено кресло, и прокуратор, не глядя ни на кого, сел в него и протянул руку в сторону. Секретарь почтительно вложил в эту руку кусок пергамента. Не удержавшись от болезненной гримасы, прокуратор искоса, бегло проглядел написанное, вернул пергамент секретарю и с трудом проговорил:

Подследственный из Галилеи? К тетрарху дело посылали?

Да, прокуратор, - ответил секретарь.

Что же он?

Он отказался дать заключение по делу и смертный приговор Синедриона направил на ваше утверждение, - объяснил секретарь.

Прокуратор дѐрнул щекой и сказал тихо:

Приведите обвиняемого.

И сейчас же с площадки сада под колонны на балкон двое легионеров ввели и поставили перед креслом прокуратора человека лет двадцати семи. Этот человек был одет в старенький и разорванный голубой хитон.

Голова его была прикрыта белой повязкой с ремешком вокруг лба, а руки связаны за спиной. Под левым глазом у человека был большой синяк, в углу рта - ссадина с запѐкшейся кровью. Приведѐнный с тревожным любопытством глядел на прокуратора.

Тот помолчал, потом тихо спросил по-арамейски:

Так это ты подговаривал народ разрушить Ершалаимский храм?

Прокуратор при этом сидел как каменный, и только губы его шевелились чуть-чуть при произнесении слов. Прокуратор был как каменный, потому что боялся качнуть пылающей адской болью головой.

Человек со связанными руками несколько подался вперед и начал говорить:

Добрый человек! Поверь мне...

Но прокуратор, по-прежнему не шевелясь и ничуть не повышая голоса, тут же перебил его:

Это меня ты называешь добрым человеком? Ты ошибаешься. В Ершалаиме все шепчут про меня, что я свирепое чудовище, и это совершенно верно,- и так же монотонно прибавил: - кентуриона Крысобоя ко мне.

Всем показалось, что на балконе потемнело, когда кентурион, командующий особой кентурией, Марк, прозванный Крысобоем, предстал перед прокуратором.

Крысобой был на голову выше самого высокого из солдат легиона и настолько широк в плечах, что совершенно заслонил ещѐ невысокое солнце.

Показать текст целиком